[kianit]

Я некоторое время уже продолжаю обдумывать книгу Дугина "Постфилософия" - о парадигмах премодерна, модерна и постмодерна и судьбе современного человека. Я не могу сказать, что согласна со всеми его рассуждениями и осмыслением текущей реальности, но они, во всяком случае, не лишены любопытства и дают пищу для раздумий - а главное, согласуются во многом с моим личным опытом общения с подрастающим поколением. Вопрос в том, это состояние "постчеловека" - куколка или, увы, бабочка?

И здесь возникает главный антропологический феномен постмодерна или постфилософии — индивидуум становится дивидуумом. Это самый фундаментальный сдвиг, который происходит на этой границе.

Индивидуум, который только что по-настоящему стал индивидуумом, человек, который только что освободился от того, что делало его чем-то большим или чем-то меньшим, чем человек, -- в момент своего полного и тотального триумфа, внезапно превращается в дивидуума. Почему? Хотя бы потому, что больше ему не в кого превращаться, назад хода нет.

...Понимание дивидуума требует внимательного осмысления всех трех парадигм. –

1) В Традиции человек никогда не равен самому себе.

2) В модерне человек всегда равен самому себе.

3) В постмодерне человек не может быть равен самому себе как в модерне, но и не должен быть равен не самому себе, то есть он не может расширяться и не может оставаться.

Соответственно, отныне мы настраиваем наше (инерциально) человеческое сознание на явления ниже человеческого порядка, на явления инфрачеловеческие. Мы перестаем рассматривать человека как самостоятельную атомарную вещь, и говорим, что сейчас заканчивается минимальный гуманизм и начинается эпоха микроскопии.

Конечно, антропологическое внимание Постфилософии не может полностью выйти за рамки индивидуума, потому что это -- наши тотальные границы, и они стали абсолютными в эпоху модерна. Все границы, которыми был окружен маленький человек, они стали непроницаемы и тотальны. Но внутри них мы теперь стали – вынуждены -- различать те объекты и те явления, которые от нас ранее ускользали. Они остаются в границах индивидуальности, но только опрокидывают представление об этой индивидуальности, как о чем-то целом. Это и есть дивидуум, не выход за границы индивидуума, но расчленение индивидуума на отдельные – самостоятельные – составляющие, которые, в свою очередь, подлежат дальнейшему дроблению, дальнейшей «дивидуации».

Здесь возникает очень интересное явление. Возникает то, что Жак Аттали (французский философ, бывший долгое время советником президента Франции Франсуа Миттерана) назвал «протезом “я”».

Смысл этого понятия в следующем. Чрезмерная фиксация на индивидууме приводит к мысли, что индивидуума делает индивидуумом игра случайных фрагментов, а не последовательная совокупность его личной истории -- «the history of myself». На стене любого уважающего себя американца есть эта «the history of myself». Вот Боб с клюшкой в школьной команде. А это он дурачится с девчонками. Это он с Daddy и Mammy в парке аттракционов. А вот это он с гамбургером у Макдональдса. А это он со своими сослуживцами в офисе. Вот тот слева, который смеется и держит бумажный стаканчик с кофе… И вот время этой «the history of myself» как законченный личностный нарратив американского индивидуума, пустого до отвращения, но тем не менее цельного в своей пустоте, заканчивается. Из якобы цельной history Боба делается cut-up, нарезка. Будто-то кто-то пришел и сказал: «довольно, это не убедительно, это скучно, я не могу на это смотреть, не могу этого терпеть, мы посрываем эти фотографии с мест, потом перемешаем с «history of myself» другого американца, какого-нибудь афроамериканца, к примеру, или с какой-нибудь соседской домохозяйкой — вот он был здесь белым, потом стал черным, потом он поменял пол, вот это будет веселей, потом добавим несколько кадров из жизни сурков и павианов и … портрет постчеловека готов; мы сделали это, можно расслабиться…».

И перед нами «history of myself» дивидуального качества. Соответственно, если цельность (даже такая пустая индивидуальная цельность) слишком утомительна в силу своей бессодержательности, то первая идея — это нарезать ее на части. То есть отказать индивидуальной судьбе индивидуального человека в каком-то значении. Первый вариант, как это сделать, самый простой -- разделив ее на две составляющие. Теперь это может быть индивидуальная судьба двух людей вперемешку или нескольких людей, или одна индивидуальная судьба, разделенная на две половины. С протезом «я» теперь можно манипулировать самым разным способом.